Неточные совпадения
Вдвойне завиден
прекрасный удел его: он среди их, как в родной
семье; а между тем далеко и громко разносится слава.
— Вот — смотрите, — говорил он, подняв руки свои к лицу Самгина, показывая ему
семь пальцев: —
Семь нот, ведь только
семь, да? Но — что же сделали из них Бетховен, Моцарт, Бах? И это — везде, во всем: нам дано очень мало, но мы создали бесконечно много
прекрасного.
«Мне следует освободить память мою от засоренности книжной… пылью. Эта пыль радужно играет только в лучах моего ума. Не вся, конечно. В ней есть крупицы истинно
прекрасного. Музыка слова — ценнее музыки звука, действующей на мое чувство механически, разнообразием комбинаций
семи нот. Слово прежде всего — оружие самозащиты человека, его кольчуга, броня, его меч, шпага. Лишние фразы отягощают движение ума, его игру. Чужое слово гасит мою мысль, искажает мое чувство».
Вскоре она заговорила со мной о фрегате, о нашем путешествии. Узнав, что мы были в Портсмуте, она живо спросила меня, не знаю ли я там в Southsea церкви Св. Евстафия. «Как же, знаю, — отвечал я, хотя и не знал, про которую церковь она говорит: их там не одна. —
Прекрасная церковь», — прибавил я. «Yes… oui, oui», — потом прибавила она. «
Семь, — считал отец Аввакум, довольный, что разговор переменился, — я уж кстати и «oui» сочту», — шептал он мне.
Дорогу эту можно назвать
прекрасною для верховой езды, но только не в грязь. Мы легко сделали тридцать восемь верст и слезали всего два раза, один раз у самого Аяна, завтракали и простились с Ч. и Ф., провожавшими нас, в другой раз на половине дороги полежали на траве у мостика, а потом уже ехали безостановочно. Но тоска: якут-проводник, едущий впереди, ни слова не знает по-русски, пустыня тоже молчит, под конец и мы замолчали и часов в
семь вечера молча доехали до юрты, где и ночевали.
Тот, мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен с женою, с
семьей, с родными, закован в кандалы и с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в
прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Этого было достаточно, чтобы маленькое существо с
прекрасными, но незрячими глазами стало центром
семьи, бессознательным деспотом, с малейшей прихотью которого сообразовалось все в доме.
— Когда она прекратится — никто тебе не скажет. Может быть, тогда, когда осуществятся
прекрасные утопии социалистов и анархистов, когда земля станет общей и ничьей, когда любовь будет абсолютно свободна и подчинена только своим неограниченным желаниям, а человечество сольется в одну счастливую
семью, где пропадет различие между твоим и моим, и наступит рай на земле, и человек опять станет нагим, блаженным и безгрешным. Вот разве тогда…
Всё, что он видел и слышал, было так мало сообразно с его прошедшими, недавними впечатлениями: паркетная светлая, большая зала экзамена, веселые, добрые голоса и смех товарищей, новый мундир, любимый царь, которого он
семь лет привык видеть, и который, прощаясь с ними со слезами, называет их детьми своими, — и так мало всё, что он видел, похоже на его
прекрасные, радужные, великодушные мечты.
Среди этих всеобщих и трудных занятий вдруг вниманье города, уже столь напряженное, обратилось на совершенно неожиданное, никому не известное лицо, — лицо, которого никто не ждал, ни даже корнет Дрягалов, ждавший всех, — лицо, о котором никто не думал, которое было вовсе не нужно в патриархальной
семье общинных глав, которое свалилось, как с неба, а в самом деле приехало в
прекрасном английском дормезе.
«Господи! что, — думаю, — за несчастье: еще какой такой Филимон угрожает моей робкой родине?» Но оказывается, что этот новый злополучный Филимон этого нового, столь
прекрасного и либерального времени есть разыскиваемый в зародыше Русский дух, или, на бонтонном языке современного бонтона, «дурная болезнь» нашего времени, для запугивания которого ее соединяют в одну
семью со всеми
семью язвами Египта.
Обстановка квартиры роскошная, европейская. Сервировка тоже, стол
прекрасный, вина от Леве. Обедали мы по-холостому.
Семья обедает раньше. Особенно мне понравились пельмени.
Вы соблазнили
прекрасного молодого человека, который, быть может, если бы не встретился с вами, взял бы себе законную подругу жизни из хорошей
семьи своего круга и был бы теперь, как все.
Все эти давние, необыкновенные происшествия заменились спокойною и уединенною жизнию, теми дремлющими и вместе какими-то гармоническими грезами, которые ощущаете вы, сидя на деревенском балконе, обращенном в сад, когда
прекрасный дождь роскошно шумит, хлопая по древесным листьям, стекая журчащими ручьями и наговаривая дрему на ваши члены, а между тем радуга крадется из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит матовыми
семью цветами на небе.
— Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой, — сказал Белокуров и вздохнул. — Да,
прекрасная, интеллигентная
семья. Отстал я от хороших людей, ах как отстал! А все дела, дела! Дела!
Мне было особенно досадно на Ивана Панаева, нашего первого лирика; он был
прекрасный товарищ, добрый и правдивый, очень меня любил, в
семье своей он считался главным — и он не заступился за меня, не заставил брата извиниться передо мною, а еще его оправдывал.
— Фу, дядюшка, что ж вы говорите! Где ж я помещусь с моей
семьей в этих конурках? Нет уж, — говорит, — я хочу свой выстроить, или, лучше сказать, решился купить эти погорелые стены на площади… Место тут
прекрасное; отделаю их, как мне надо.
После столь длительного ненастья как будто установилась хорошая погода. Теплые солнечные лучи оживили природу. На листве деревьев и в траве искрились капли дождевой воды, которую еще не успел стряхнуть ветер; насекомые носились по воздуху, и
прекрасные бабочки с нежно-фиолетовой окраской реяли над цветами. Казалось, они совершенно забыли о вчерашнем ненастье, вынудившем их, как и нас, к бездействию в течение
семи долгих суток.
Я со всею откровенностью рассказал ей известные уже мне матушкины соображения — и генеральша, а вслед за ней и все другие члены ее
семьи находили все это необыкновенно умным и
прекрасным и в один голос твердили, что моя maman — необыкновенно умная и практичная женщина.
За такую квартиру, какую мне нанял Рольстон от хозяйки — в нижнем этаже, из двух
прекрасных комнат — вы и в Латинском квартале платили бы сто, сто двадцать франков, а тут за неделю (с большим утренним завтраком) фунт с чем-то, а фунт стоил тогда не больше
семи русских рублей.
У меня в прачках
семь лет живет
прекрасная женщина и всегда с собой борется, а в результате все-таки всякий год посылает нового жильца в воспитательный дом.
Не будь у вас одного
прекрасного, чуткого и доброго человека в
семье, я бы никогда и не узнал о вашем несчастье и не мог бы вылечить вашу сестрицу.
Следователь был ему симпатичен и вдохновлял его своею молодостью, здоровьем,
прекрасными манерами, солидностью, а главное — своим сердечным отношением к нему и к его
семье.
— Он
прекрасный человек, очень умный, любит нас всем сердцем, но вместе с тем, он человек светский, еще очень молодой душой, относящийся с большим доверием, что, впрочем, вполне основательно, к правилам чести и гордости, традиционным в нашей
семье, и также к строгому воспитанию, полученному нами при нашей доброй матери…
— Это человек
прекрасный, честный, вполне достойный любви и уважения, лично известный нашей
семье, оказавший мне лично незабываемую услугу!
Ни вздоха не вырвалось из этой молодой девичьей груди, ни слезинки не появилось в этих
прекрасных, но холодных, как сталь, глазах. Тело положили в гроб, поставили на телегу и повезли в Москву. За ними двинулся туда и Кудиныч с
семьей покойного.
Глеб Алексеевич Салтыков принадлежал к числу московских богачей и родовитых бар. Он жил в
прекрасном, богато и удобно устроенном доме, на углу Лубянки и, как тогда называли, Кузнечного моста, в приходе церкви Введения во храм Пресвятые Богородицы. Молодой, тридцатипятилетний Салтыков только лет
семь жил в Москве в бессрочном отпуску и числился ротмистром семеновского полка.
Мораль как каноническая, общеобязательная культурная ценность надломлена, так же перезрела и надломлена, как и все канонические, общеобязательные ценности культуры, как и наука, как и классически
прекрасное искусство, как и
семья и все т. п.
Павел Флегонтыч. Найти возможность быть ныне в
семь часов вечера в Садовой, у Сухаревой башни… Возьмите с собою Медовицыну, скажите ей, что вы хотите посетить бедное семейство… одни, без свидетелей… Знаю ваше
прекрасное сердце — это случается с вами не в первый раз… Выйдите из кареты… на углу переулка будут вас ждать… Если вы доверяетесь чести моей, я сам провожу вас к вашему отцу, но, проводив, оставлю вас.
Стол был накрыт щеголевато, но просто; в зальце, очень просторном, сервировка опрятная, но скромная, и зажжены два черные чугунные канделябра
прекрасной французской работы, в каждом по
семи свечей. А вино стоит хороших сортов, но все местное, — но между ними толстопузенькие бутылочки с ручными надписями.